Военно-полевые заметки из воюющих городов Донбасса В переднем окне маршрутки — картонная табличка, от руки написано: «Славянск». Старый ПАЗ прибыл в Краматорск из осажденного города — заполненный. Желающих уехать отсюда в Славянск — почти нет. За час набралось пять человек… Несколькими днями раньше была возможность опробовать другой маршрут, из Барвенково. В автобусе, который следовал из Харькова в Красноармейск, я по разговорам определил «своих» — тех, кому нужно попасть в Славянск.
Девушка Валя возвращалась домой: живет в микрорайоне Химик, уезжать из родного города не собирается. Рассказывала о каких-то друзьях или знакомых, записавшихся в ополченцы. «Когда-то же это закончится», — успокаивала себя, смиренно улыбаясь. А потом деловито консультировала женщину из Симферополя, которая ехала в Славянск забирать старенькую мать: «Ее можно пристроить на первых порах в лагерь для беженцев, в Купянском районе». Валя — в теме, потому что кто-то из ее домашних занимается вывозом беженцев…
Многие из нас в эти дни пытались попасть в осажденный город с такой же целью: помочь выбраться пожилым родственникам. (Вскоре появились информационные сообщения об освобождении 20-летнего жителя Курска Николая Крылова, которого украинские военные объявили российским наемником. Бывший курсант Краснодарского авиационного училища ехал в Славянск, чтоб вывезти оттуда бабушку и дедушку своей невесты. Но Крылова «подвел» российский паспорт — на украинском блокпосту молодого «боевика» обезвредили…)
В Барвенково моих попутчиц ждала «газель»: водитель знал безопасный путь в Славянск. Можно было составить им компанию, но я все же решил заезжать туда со стороны ДНР. Ведь Краматорск — это такой город, на окраине которого ты, глянув в окно автобуса, остановившегося на блокпосту, видишь того самогоБабая, Александра Можаева. И продвинутая часть пассажиров оживляется, узнав его. А на центральной площади ты видишь изображение Бабая на огромном билборде…
Мужики на краматорском автовокзале громко обсуждают утренние авианалеты. Досталось с воздуха Дружковке, которая в двадцати минутах езды от Краматорска. Основательно бомбили Горловку.
Горловка — родина русского философа Александра Панарина, предсказавшего и борьбу условного Юга (Востока) и Севера (Запада), и «стратегическую нестабильность в XXI веке», и «народ без элиты: между отчаянием и надеждой», и «либеральных носителей «эдипова комплекса». Всё потихоньку сбывается здесь, в Донбассе. В Горловке за панаринский условный Юг (Восток) представительствует знаменитый ныне Игорь Безлер. Украинские военные и пропагандисты зовут его «Бес». Философ Панарин не согласился бы с ними…
Доносится уверенный голос наиболее информированного рассказчика: «В Горловке один самолет завалили. Летчика взяли, допрашивают…». Затем разговор переключается на дружковскую бомбежку. Целили в бывший пионерлагерь — непонятно зачем. Нанесли бомбовый удар по очистным сооружениям — понятно зачем. Славянск уже обезвожен и обесточен — теперь дошла очередь до окрестностей. Через несколько дней окажется, что и в спокойном Краматорске — «не всё так однозначно». Незадолго до перемирия украинская артиллерия обстреляет центр города. Шокирующее видео с разорванными телами мирных жителей на улице Шкадинова будут удалять из Ютуба с «охранительными» формулировками. А во время перемирия снаряды угодят в жилой дом на Дворцовой и в фильтровальную станцию.
Надо сказать, что военные успешно борются с водоочистными сооружениями и насосными станциями. Украинская пропагандистская машина периодически сообщает о кознях «террористов», которые, якобы, не дают ремонтным бригадам устранить аварию, обстреливают их… Явный алогизм этой версии не смущает информационную обслугу АТО. Ведь значительная часть украинских граждан охотно верит в то, что ополченцы лишили себя воды и света.
«Сейчас поедем — больше ждать не будем», — говорит водитель маршрутки своим пяти пассажирам. На этом направлении обычные рейсы отменены. Автобусы из Краматорска в Славянск и наоборот курсируют полулегально, в «военном режиме»: водители возят длинным, но безопасным маршрутом. Обычный путь из Краматорска в Славянск через Ясногорку и Черевковку занимал 20-30 минут. Но эти топонимы теперь фигурируют в сводках боевых действий. Сейчас маршрутки следуют окольными путями, через села и поселки — дорога занимает два часа. Проезд обходится в 30-40 гривен (в зависимости от количества пассажиров), а раньше стоил «пятерку».
Кто-то из местных рассказывает о более удобных вариациях нового маршрута. Но водитель бодро отсекает: «Экспериментировать не будем. Фарватер проверен». Слово «проверен» звучит обнадеживающе. Тем более, что из Славянска сообщили: уже обстреливают.
Путь получается «многослойный». Чередуются блокпосты ополченцев и украинских войск. Частный сектор с обильной несобранной черешней. Поля с аккуратными бочкообразными стогами люцерны. Проселочные дороги. Защитные насаждения. Водоемы, рыбаки. Индюшиное хозяйство. «Краматорское море». Кто-то из попутчиков тихонько переговаривается: Карачун мы огибаем с безопасной стороны…
В начале июня поэт Светлана Кекова прислала новое стихотворение о том, что происходит здесь и сейчас (или везде и всегда). Написано еще до многочисленных июньских артобстрелов, унесших жизни нескольких маленьких детей. Выученные наизусть стихотворные строки о Карачуне уже совсем иначе воспринимаются во второй декаде июня, между инаугурацией Порошенко и перемирием:
Под ярким солнцем горят серпы,
на лезвиях — кровь и пот,
и в чистом поле стоят снопы,
и каждый из них — народ.
И каждый — в лучшей своей поре,
и лечь под серпами рад…
Созрели на Карачун-горе
и смоквы, и виноград.
Срезает Ангел за гроздью гроздь,
лавиной идёт огонь.
Спаситель распят, и новый гвоздь
вбивают в его ладонь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий