25.04.15. Репортаж от Дмитрия Стешина и Александра Коца.
"Жизнь в Луганске: тяжело, но отступать некуда. Ровно год назад Луганск бурлил, как раскаленный на костре котел. "Реввоенсовет" заседал в захваченном здании СБУ, обнесенном баррикадами. Ежедневно у его стен собирались на митинг тысячи горожан, пропитанных крымской эйфорией. Казалось, вот-вот, надо только немного поднажать, и счастливая жизнь без Украины забьет благодатным ключом. Киевская «влада» еще теплилась в обладминистрации, хотя признаки ее государственности таяли, как масло в микроволновке — пузырясь и лопаясь. Милиционеры, оставив автоматы в оружейках, через позорный строй понуро покидали здание МВД и на автобусах уезжали в Харьков. Вэвэшники в своих частях расстреливали небо, избавляясь от боеприпасов и открывали КПП для ополченцев. Бойцы местного погрануправления поупирались для порядка, да в ночи убрели к своим полями. Свобода сама шла в руки, малой кровью. Так казалось...
Спустя год от ощущения азартного праздника на Луганщине не осталось и следа. Баррикад больше нет, как и хлипких блокпостов. Украина быстро дала понять, что против реактивных систем залпового огня бесформенные кучи автомобильных покрышек бессильны. Фасады жилых домов, музеев, храмов хранят рваные ссадины артобстрелов и авианалетов. Но это косметические изъяны, которые легко залатать спецбригадами строителей. В отличие от израненных душ луганчан. Шрамы на сердце от пережитого ужаса лета и осени прошлого года и зимы нынешнего зарубцуются еще нескоро. Тем более, что общая «температура по больнице» не способствует выздоровлению. Статус у республики так и остается подвешенным в пропахшем кровью и копотью воздухе. Экономическое и гуманитарное положение — мягко говоря, тяжелое. Стоило ли оно того, и нет ли разочарования у мирных жителей, пытались мы понять, бродя по улицам Луганска и вглядываясь в лица прохожих, так изменившихся за этот год.
- Нельзя сказать, что настроения сильно изменились. Произошел коренной перелом в сознании после крови, блокады лета и осени, - заверяет нас местный писатель Глеб Бобров, еще 8 лет назад в своем романе «Эпоха мертворожденных» предсказавший эту страшную войну.
Глеб, ветеран-афганец, никуда не уезжал во время страшных боев и обстрелов, организовав работу на собственном поле битвы — информационном. А параллельно поддерживая культурную жизнь родного города. В разгар артобстрелов реанимировал местный Союз писателей, практически с нуля создал информагентство.
- За этот год пришла убежденность в правильности выбора — никто не ожидал такого изуверского отношения, такой ненависти. Как будто, мы всю жизнь с Украиной воевали. Конечно, усталость есть, но все понимают, что назад пути нет. Степень мобилизации в обществе высокая. Есть понимание, что если сдаться, пойти на попятную, придет террор. Украинская власть этого не скрывает. Публичная казнь Калашникова и Бузины — это открытый сигнал обществу, что они перешли на следующий этап. За инакомыслие будут просто убивать. Люди все это видят и все понимают.
- Но ситуация-то не разрешена, она просто зависла.
- А она и не имеет легкого и быстрого решения. Наши ожидания на вменяемость украинского гражданского общества, которое могло бы повлиять на Киев, не оправдались. Наоборот, несмотря на сокрушительные поражения, тяжелейшее экономическое положение, Украина продолжает нацбилдинг, консолидируется. Как писал Захар Прилепин, шапкозакидательские настроения надо забыть. Мы имеем очень упорного врага, который не собирается сдаваться. Украина сейчас не чувствует боли. Кладут тысячами своих солдат, но общество этого не понимает, не видит, не замечает. Состояние массового психоза, помешательства. Взрыв нездорового, агрессивного патриотизма. Это страшно в первую очередь для них. Потому что именно так раскачивается маховик саморазрушения.
НИЩЕТЕ ВОЙНА НЕ ПОМЕХА
Во время бедствий социальное дно никуда не исчезает, и даже не усугубляется лишениями. Когда люди привыкли жить на грани нищеты и на пособия, какая разница, кто их выдает? Какой смысл в политике, если все равно ничего в жизни не изменится? Мы выпросили этот адрес в администрации Луганска. Семью отрекомендовали скупо: «Одиннадцать детей, положение тяжелое, помогаем сами, направляем «гуманитарщиков». Дом оказался бывшей заводской общагой-малосемейкой на окраине промзоны. Нумерация на улице хоть и была, но в некоторых местах шла в обратную сторону — кому надо, тот найдет. Мы нашли. Все, как принято в гетто. По двору, несмотря на день, шатаются «упоротые» люди, роняя слюни на асфальт. Лифт изувечен еще до войны — в шахту сваливают мусор. В двухкомнатной малогабаритной квартире все завалено одеждой в три слоя, на каждом свободном сантиметре — спальное место. Вместо обоев штукатурка, но чисто. В полумраке большой комнаты бормочет телевизор, показывает красный цвет и черные контуры. Отдаем пакет с фруктами — апельсины, мандарины — по 11 штук. Находим уголок, чтобы сесть. Мама, Майя Заратуйченко, перечисляет детей, и сложно понять родственные связи, перед нами чуть ли не три поколения: Давиду — год и десять месяцев, Богдану — двенадцать, Лере — десять, Кате — двадцать два, Диане — семь, Кристине — двадцать, Вике — пятнадцать, Ярославу — шестнадцать. Насте —четыре, Алине - три, Софии — год. Кто-то еще из детей сейчас лежит в больнице на плановом обследовании. О войне нам рассказывают мало:
- Район, конечно, сильно обстреливали. Диана вон руку сломала, когда от бомбежки убегали. На автовокзале нас чуть не убило в автобусе. Попали под обстрел с четырьмя детьми. Тикали из автобуса, под деревьями лежали. У соседей в подвале ховались, тяжело конечно было. Всего 11 деток у нас. Шесть несовершеннолетних. Плюс пять внуков. Все живем в одной квартире.
- Какие-то пособия платят?
- Дали, но этого, конечно, мало. Сейчас вот 1800 гривен заплатили за март. Прошлые месяцы давали по 2660.
- Это кто давал?
- ЛНР. Про Украину забудьте. Они должны были нам 116 тысяч за рождение малого выплатить. Так и не перечислили. Последний раз от них деньги за июль приходили — полторы тысячи рублей.
- Как вы всю эту ораву во время боевых действий-то кормили?
- Ходили в «Белый дом» за гуманитаркой. Под бомбежками, обстрелами. Боялись, конечно, а что делать? Позже нас уже ополченцы возили.
Почему-то нам изначально показалось, что это жилище огромной семьи временное. Нет, они жили здесь всегда. До войны от города, от украинских властей, давали квартиру, в которой месяц лежал труп бабушки-сердечницы. Но, от такого подарка семья благоразумно отказалась. И все осталось как было. Кроме воды. Ее теперь дают только по ночам.
АНТИКВАРНЫЙ «МУЗЕЙ»
В Новороссии никого не удивить бензозаправкой, обложенной мешками с песком и разливающей топливо под обстрелом. Не удивить работающим подвальным магазинчиком, не запирающим двери, когда район обкладывают минами — люди забегут прятаться, глядишь и купят что-то. Маркетинг! Единственное, что нас удивило — антикварный магазинчик на окраине Луганска, который не закрывался никогда. Вообще. И мы решили зайти и посмотреть на его несгибаемого хозяина, коллекционера и антиквара Александра Николаевича. Внутри лавки оказался настоящий музей быта рубежа 19-20 веков. Мы были единственными посетителями за неделю. Хозяин пожаловался, что оборота нет, нет и так называемого «приноса» - люди продали все более менее интересное и ценное еще осенью. Как и все в этом опустевшем городе он ждет логического разрешения войны, пусть даже и ценой новых обстрелов и лишений:
- У меня в августе снаряды попали в соседний подъезд, прямо за стенкой квартиры. Подъезд сложился, рухнул и выгорел дотла. А мой устоял. Наверное, потому что у меня икон дома много...
Рядом с лавкой — небольшой супермаркет, с привычным по нынешним временам ассортиментом. Глазам особо разбежаться некуда. Соков — всего пара разновидностей, зато минералки — на любой вкус и цвет. Молоко есть, но нет сметаны и детского питания. Замороженные полуфабрикаты, овощи, макароны... Жить можно, если есть, на что. В последние месяцы власти ЛНР начали выплачивать пенсии и зарплаты, но очередей на кассах нет. Стоимость той же картошки в Луганске примерно в два раза выше, чем в Артемовске, что под контролем ВСУ. Раньше город обеспечивался овощами из станицы Луганской, до которой неспешной езды — 20 минут. Но там сейчас тоже украинские войска. И блокада.
Снова берем сладости для детей, оплачивая на специальной «рублевой» кассе. И едем на другую окраину города. У студента местного колледжа Сергея Угнивенко в эту войну погибли самые дорогие люди. 6 декабря, поехав в лес за дровами, на мине подорвался отец. Мать с сестрой были у бабушки в Днепропетровске, приехали на похороны и решили остаться до 40 дней. 10 января в селе Кряковка они попали под удар «Градов» и погибли на месте. Сергей в тот день был в колледже. Сейчас он живет вместе со своей тетей и двоюродной сестрой. Татьяна и Настя до осени жили в Веселой горе, пока там хозяйничала Нацгвардия. После того, как село заняло ополчение — переехали в город, в пустующий дом знакомой. Дом был разбит в ходе боев.
«ИМ НУЖНЫ ЗЕМЛИ, А НЕ МЫ»
- Не обижали вас Нацгвардейцы? - спрашиваем Татьяну.
- Да я все время пряталась, у меня муж в ополчении. Из подвала в подвал, закоулочками, чтобы нигде не встретиться. Мне позвонили и предупредили, что нигде попадаться нельзя, паспорт показывать... Я и в магазин не ходила — соседи хлеба купят и все. А потом нас освободили.
- Получается, у них есть списки всех родственников ополченцев?
- Да, может, и не всех. Они вот к брату приезжали, дом вскрыли, вещи повывозили, свиней постреляли и забрали. А наш адрес наверно забыли сдать.
- Кто-то ведь из соседей доносил...
- Были у нас там «добрые люди». Такие всегда находятся, немного, но есть. Но они все вслед за Нацгвардией и поуезжали.
- У оставшихся какие настроения? Нам, журналистам, не всегда скажут.
- Да бодрое настроение, все на лучшее будущее надеются. Все, кто остался, в Украину уже не хотят. Кто хотел — уехал, их по пальцам можно сосчитать. Остальные все без Украины хотят жить. Точнее, без этого правительства. Такая власть совершенно для нас неприемлема. Мы здесь — коренные русские люди, а они пошли против нас, дескать, освобождайте наши земли. Им территории нужны, а не мы.
- Но год назад же поднималось восстание на крымской эйфории. Тогда никто не думал, что все выльется в многомесячные мытарства. Нет разочарования?
- Есть разочарование в украинском государстве. Мы, конечно, ожидали от них чего угодно, но только не войны. Мы все равно будем своего добиваться. Да — война, да — большие потери. Но так жить нельзя под этой властью, это ненормально.
Сергей учится на автомеханика, Настя - в Институте культуры, на хореографа. Подростки говорят, что большинство ровесников разъехались, кто куда. Связь поддерживают только с теми, кто в России.
- Все говорят, что домой хотят вернуться, - улыбается Сергей.
- А тех, что на Украине, словно подменили, - вздыхает Настя. - Совсем другими людьми стали. Злые, за Незалежную выступают. Их тут летом не было, когда нас Незалежная утюжила. У нас хороший район был, всего снарядов шесть упало. Сирены только начинают орать, мы уже в коридоре сидим...
Прощаясь, спрашиваем у Татьяны, в чем нуждается семья. Но женщина отмахивается: «Прорвемся, выживем». По одной этой семье, конечно, невозможно судить о настроениях в республике в общем. Но такой тип луганчан встречается чаще всего. Впрочем, недовольные здесь не откровенничают с журналистами. Либо поуезжали, либо не вылезают из виртуальных доспехов.
На днях в ЛНР был проведен любопытный соцопрос, по которому можно примерно составить представление о моральном и материальном состоянии жителей ЛНР. 14,5 процентов опрошенных оценили свой уровень благосостояния как критический, 27 процентов «еле сводит концы с концами», экономит, но пока справляется 47 процентов. Недовольна работой властей почти пятая часть луганчан. 33 процента считает, что судить руководство республики пока рано, чуть меньше считает, что власти делают все возможное в нынешних условиях. Большинство (35 %) расценивает минские договоренности как отсрочку перед неизбежным продолжением войны. Она обязательно придет опять. Республика продолжает жить в прифронтовом режиме. Здесь даже лифты в домах отключают, как только наступает комендантский час. Обновлены все объявления с адресами бомбоубежищ. На пустых улицах патрули досматривающие машины, лязгает гусеницами бронетехника. Иногда на окраине раздастся очередь из АГС и взлетит сигнальная ракета. Отступать некуда и незачем."
"Жизнь в Луганске: тяжело, но отступать некуда. Ровно год назад Луганск бурлил, как раскаленный на костре котел. "Реввоенсовет" заседал в захваченном здании СБУ, обнесенном баррикадами. Ежедневно у его стен собирались на митинг тысячи горожан, пропитанных крымской эйфорией. Казалось, вот-вот, надо только немного поднажать, и счастливая жизнь без Украины забьет благодатным ключом. Киевская «влада» еще теплилась в обладминистрации, хотя признаки ее государственности таяли, как масло в микроволновке — пузырясь и лопаясь. Милиционеры, оставив автоматы в оружейках, через позорный строй понуро покидали здание МВД и на автобусах уезжали в Харьков. Вэвэшники в своих частях расстреливали небо, избавляясь от боеприпасов и открывали КПП для ополченцев. Бойцы местного погрануправления поупирались для порядка, да в ночи убрели к своим полями. Свобода сама шла в руки, малой кровью. Так казалось...
Спустя год от ощущения азартного праздника на Луганщине не осталось и следа. Баррикад больше нет, как и хлипких блокпостов. Украина быстро дала понять, что против реактивных систем залпового огня бесформенные кучи автомобильных покрышек бессильны. Фасады жилых домов, музеев, храмов хранят рваные ссадины артобстрелов и авианалетов. Но это косметические изъяны, которые легко залатать спецбригадами строителей. В отличие от израненных душ луганчан. Шрамы на сердце от пережитого ужаса лета и осени прошлого года и зимы нынешнего зарубцуются еще нескоро. Тем более, что общая «температура по больнице» не способствует выздоровлению. Статус у республики так и остается подвешенным в пропахшем кровью и копотью воздухе. Экономическое и гуманитарное положение — мягко говоря, тяжелое. Стоило ли оно того, и нет ли разочарования у мирных жителей, пытались мы понять, бродя по улицам Луганска и вглядываясь в лица прохожих, так изменившихся за этот год.
- Нельзя сказать, что настроения сильно изменились. Произошел коренной перелом в сознании после крови, блокады лета и осени, - заверяет нас местный писатель Глеб Бобров, еще 8 лет назад в своем романе «Эпоха мертворожденных» предсказавший эту страшную войну.
Глеб, ветеран-афганец, никуда не уезжал во время страшных боев и обстрелов, организовав работу на собственном поле битвы — информационном. А параллельно поддерживая культурную жизнь родного города. В разгар артобстрелов реанимировал местный Союз писателей, практически с нуля создал информагентство.
- За этот год пришла убежденность в правильности выбора — никто не ожидал такого изуверского отношения, такой ненависти. Как будто, мы всю жизнь с Украиной воевали. Конечно, усталость есть, но все понимают, что назад пути нет. Степень мобилизации в обществе высокая. Есть понимание, что если сдаться, пойти на попятную, придет террор. Украинская власть этого не скрывает. Публичная казнь Калашникова и Бузины — это открытый сигнал обществу, что они перешли на следующий этап. За инакомыслие будут просто убивать. Люди все это видят и все понимают.
- Но ситуация-то не разрешена, она просто зависла.
- А она и не имеет легкого и быстрого решения. Наши ожидания на вменяемость украинского гражданского общества, которое могло бы повлиять на Киев, не оправдались. Наоборот, несмотря на сокрушительные поражения, тяжелейшее экономическое положение, Украина продолжает нацбилдинг, консолидируется. Как писал Захар Прилепин, шапкозакидательские настроения надо забыть. Мы имеем очень упорного врага, который не собирается сдаваться. Украина сейчас не чувствует боли. Кладут тысячами своих солдат, но общество этого не понимает, не видит, не замечает. Состояние массового психоза, помешательства. Взрыв нездорового, агрессивного патриотизма. Это страшно в первую очередь для них. Потому что именно так раскачивается маховик саморазрушения.
НИЩЕТЕ ВОЙНА НЕ ПОМЕХА
Во время бедствий социальное дно никуда не исчезает, и даже не усугубляется лишениями. Когда люди привыкли жить на грани нищеты и на пособия, какая разница, кто их выдает? Какой смысл в политике, если все равно ничего в жизни не изменится? Мы выпросили этот адрес в администрации Луганска. Семью отрекомендовали скупо: «Одиннадцать детей, положение тяжелое, помогаем сами, направляем «гуманитарщиков». Дом оказался бывшей заводской общагой-малосемейкой на окраине промзоны. Нумерация на улице хоть и была, но в некоторых местах шла в обратную сторону — кому надо, тот найдет. Мы нашли. Все, как принято в гетто. По двору, несмотря на день, шатаются «упоротые» люди, роняя слюни на асфальт. Лифт изувечен еще до войны — в шахту сваливают мусор. В двухкомнатной малогабаритной квартире все завалено одеждой в три слоя, на каждом свободном сантиметре — спальное место. Вместо обоев штукатурка, но чисто. В полумраке большой комнаты бормочет телевизор, показывает красный цвет и черные контуры. Отдаем пакет с фруктами — апельсины, мандарины — по 11 штук. Находим уголок, чтобы сесть. Мама, Майя Заратуйченко, перечисляет детей, и сложно понять родственные связи, перед нами чуть ли не три поколения: Давиду — год и десять месяцев, Богдану — двенадцать, Лере — десять, Кате — двадцать два, Диане — семь, Кристине — двадцать, Вике — пятнадцать, Ярославу — шестнадцать. Насте —четыре, Алине - три, Софии — год. Кто-то еще из детей сейчас лежит в больнице на плановом обследовании. О войне нам рассказывают мало:
- Район, конечно, сильно обстреливали. Диана вон руку сломала, когда от бомбежки убегали. На автовокзале нас чуть не убило в автобусе. Попали под обстрел с четырьмя детьми. Тикали из автобуса, под деревьями лежали. У соседей в подвале ховались, тяжело конечно было. Всего 11 деток у нас. Шесть несовершеннолетних. Плюс пять внуков. Все живем в одной квартире.
- Какие-то пособия платят?
- Дали, но этого, конечно, мало. Сейчас вот 1800 гривен заплатили за март. Прошлые месяцы давали по 2660.
- Это кто давал?
- ЛНР. Про Украину забудьте. Они должны были нам 116 тысяч за рождение малого выплатить. Так и не перечислили. Последний раз от них деньги за июль приходили — полторы тысячи рублей.
- Как вы всю эту ораву во время боевых действий-то кормили?
- Ходили в «Белый дом» за гуманитаркой. Под бомбежками, обстрелами. Боялись, конечно, а что делать? Позже нас уже ополченцы возили.
Почему-то нам изначально показалось, что это жилище огромной семьи временное. Нет, они жили здесь всегда. До войны от города, от украинских властей, давали квартиру, в которой месяц лежал труп бабушки-сердечницы. Но, от такого подарка семья благоразумно отказалась. И все осталось как было. Кроме воды. Ее теперь дают только по ночам.
АНТИКВАРНЫЙ «МУЗЕЙ»
В Новороссии никого не удивить бензозаправкой, обложенной мешками с песком и разливающей топливо под обстрелом. Не удивить работающим подвальным магазинчиком, не запирающим двери, когда район обкладывают минами — люди забегут прятаться, глядишь и купят что-то. Маркетинг! Единственное, что нас удивило — антикварный магазинчик на окраине Луганска, который не закрывался никогда. Вообще. И мы решили зайти и посмотреть на его несгибаемого хозяина, коллекционера и антиквара Александра Николаевича. Внутри лавки оказался настоящий музей быта рубежа 19-20 веков. Мы были единственными посетителями за неделю. Хозяин пожаловался, что оборота нет, нет и так называемого «приноса» - люди продали все более менее интересное и ценное еще осенью. Как и все в этом опустевшем городе он ждет логического разрешения войны, пусть даже и ценой новых обстрелов и лишений:
- У меня в августе снаряды попали в соседний подъезд, прямо за стенкой квартиры. Подъезд сложился, рухнул и выгорел дотла. А мой устоял. Наверное, потому что у меня икон дома много...
Рядом с лавкой — небольшой супермаркет, с привычным по нынешним временам ассортиментом. Глазам особо разбежаться некуда. Соков — всего пара разновидностей, зато минералки — на любой вкус и цвет. Молоко есть, но нет сметаны и детского питания. Замороженные полуфабрикаты, овощи, макароны... Жить можно, если есть, на что. В последние месяцы власти ЛНР начали выплачивать пенсии и зарплаты, но очередей на кассах нет. Стоимость той же картошки в Луганске примерно в два раза выше, чем в Артемовске, что под контролем ВСУ. Раньше город обеспечивался овощами из станицы Луганской, до которой неспешной езды — 20 минут. Но там сейчас тоже украинские войска. И блокада.
Снова берем сладости для детей, оплачивая на специальной «рублевой» кассе. И едем на другую окраину города. У студента местного колледжа Сергея Угнивенко в эту войну погибли самые дорогие люди. 6 декабря, поехав в лес за дровами, на мине подорвался отец. Мать с сестрой были у бабушки в Днепропетровске, приехали на похороны и решили остаться до 40 дней. 10 января в селе Кряковка они попали под удар «Градов» и погибли на месте. Сергей в тот день был в колледже. Сейчас он живет вместе со своей тетей и двоюродной сестрой. Татьяна и Настя до осени жили в Веселой горе, пока там хозяйничала Нацгвардия. После того, как село заняло ополчение — переехали в город, в пустующий дом знакомой. Дом был разбит в ходе боев.
«ИМ НУЖНЫ ЗЕМЛИ, А НЕ МЫ»
- Не обижали вас Нацгвардейцы? - спрашиваем Татьяну.
- Да я все время пряталась, у меня муж в ополчении. Из подвала в подвал, закоулочками, чтобы нигде не встретиться. Мне позвонили и предупредили, что нигде попадаться нельзя, паспорт показывать... Я и в магазин не ходила — соседи хлеба купят и все. А потом нас освободили.
- Получается, у них есть списки всех родственников ополченцев?
- Да, может, и не всех. Они вот к брату приезжали, дом вскрыли, вещи повывозили, свиней постреляли и забрали. А наш адрес наверно забыли сдать.
- Кто-то ведь из соседей доносил...
- Были у нас там «добрые люди». Такие всегда находятся, немного, но есть. Но они все вслед за Нацгвардией и поуезжали.
- У оставшихся какие настроения? Нам, журналистам, не всегда скажут.
- Да бодрое настроение, все на лучшее будущее надеются. Все, кто остался, в Украину уже не хотят. Кто хотел — уехал, их по пальцам можно сосчитать. Остальные все без Украины хотят жить. Точнее, без этого правительства. Такая власть совершенно для нас неприемлема. Мы здесь — коренные русские люди, а они пошли против нас, дескать, освобождайте наши земли. Им территории нужны, а не мы.
- Но год назад же поднималось восстание на крымской эйфории. Тогда никто не думал, что все выльется в многомесячные мытарства. Нет разочарования?
- Есть разочарование в украинском государстве. Мы, конечно, ожидали от них чего угодно, но только не войны. Мы все равно будем своего добиваться. Да — война, да — большие потери. Но так жить нельзя под этой властью, это ненормально.
Сергей учится на автомеханика, Настя - в Институте культуры, на хореографа. Подростки говорят, что большинство ровесников разъехались, кто куда. Связь поддерживают только с теми, кто в России.
- Все говорят, что домой хотят вернуться, - улыбается Сергей.
- А тех, что на Украине, словно подменили, - вздыхает Настя. - Совсем другими людьми стали. Злые, за Незалежную выступают. Их тут летом не было, когда нас Незалежная утюжила. У нас хороший район был, всего снарядов шесть упало. Сирены только начинают орать, мы уже в коридоре сидим...
Прощаясь, спрашиваем у Татьяны, в чем нуждается семья. Но женщина отмахивается: «Прорвемся, выживем». По одной этой семье, конечно, невозможно судить о настроениях в республике в общем. Но такой тип луганчан встречается чаще всего. Впрочем, недовольные здесь не откровенничают с журналистами. Либо поуезжали, либо не вылезают из виртуальных доспехов.
На днях в ЛНР был проведен любопытный соцопрос, по которому можно примерно составить представление о моральном и материальном состоянии жителей ЛНР. 14,5 процентов опрошенных оценили свой уровень благосостояния как критический, 27 процентов «еле сводит концы с концами», экономит, но пока справляется 47 процентов. Недовольна работой властей почти пятая часть луганчан. 33 процента считает, что судить руководство республики пока рано, чуть меньше считает, что власти делают все возможное в нынешних условиях. Большинство (35 %) расценивает минские договоренности как отсрочку перед неизбежным продолжением войны. Она обязательно придет опять. Республика продолжает жить в прифронтовом режиме. Здесь даже лифты в домах отключают, как только наступает комендантский час. Обновлены все объявления с адресами бомбоубежищ. На пустых улицах патрули досматривающие машины, лязгает гусеницами бронетехника. Иногда на окраине раздастся очередь из АГС и взлетит сигнальная ракета. Отступать некуда и незачем."
Комментариев нет:
Отправить комментарий